Жорес Медведев
ОПАСНАЯ ПРОФЕССИЯ
Глава 16
Встреча с Дэвидом Гершоном в Киеве
Приехав в Киев 29 июня, я сразу отправился в Секретариат Международного Конгресса Геронтологии, который для советских участников находился в Институте геронтологии АМН СССР на Вышгородской улице. Иностранных участников почему-то регистрировали отдельно в Октябрьском Дворце Культуры в центре города. Как член Всесоюзного Общества Геронтологов я по своему удостоверению cмог без проблем зарегистрироваться, как участник Конгресса, однако приглашения на его открытие 2 июля во дворце "Украина" выдавались лишь по списку официально приглашенных на этот форум, а там моего имени не было. Не смог я и получить направления в какую-либо гостиницу. На Конгресс приехало значительно больше участников, чем первоначально ожидалось, и комнаты во всех гостиницах были уже заняты, или забронированы. Однако у меня были два предложения от знакомых биологов, с которыми я давно переписывался. Я остановился у одного из них, хотя он жил далеко от центра города. Столь многолюдное международное научное собрание проводилось в Киеве впервые. Только по предварительной регистрации в Девятом Геронтологическом Конгрессе участвовали 2510 делегатов из 41 страны.Советская делегация численно превосходила все остальные. Американские ученые, их ожидалось около 500, доминировали среди иностранцев. Почти по сто человек приезжало из Великобритании и Японии, 80 из ГДР и 60 из ФРГ. Большие делегации приезжали из Италии, Польши и Румынии.
Для меня наибольший интерес в программе Конгресса представляли пленарные сессии "Современные идеи о существе старения" и "Регуляция и адаптация механизмов старения", а также симпозиумы по возрастным изменениям ферментов, по сравнению старения в тканях и в культурах клеток, по морфогенетической программе клеточной смерти и сравнительному изучению старения у разных видов животных. Значительная часть докладов на Конгрессе в Киеве была посвящена медицинским и социальным аспектам старения. В отдельные заседания выделялись такие проблемы геронтологии, как атеросклероз, изменения гормональных систем, различия в характере старения у женщин и мужчин, синдромы преждевременного старения и другие. Две сессии Конгресса были посвящены нуклеиновым кислотам. На одной из них, по первоначальному проекту, должен был бы стоять в качестве обзорного и мой доклад или лекция. Секцию по старению на клеточном уровне возглавлял мой друг Бернард Стрелер (Bernard Strehler), симпозиум по старению в культурах клеток координировал Леонард Хейфлик (Leonad Hayflick) и симпозиум по возрастным изменениям ферментов - Дэвид Гершон ( David Gershon), из Израиля.
С Гершоном я в прошлом не встречался, но мы обменивались письмами и оттисками статей. Его исследования возрастных изменений индивидуальных ферментов считались среди геронтологов очень важными для понимания молекулярных механизмов старения.
Всего на Конгрессе, судя по трем томам рефератов, было представлено 1218 разных сообщений. Реферат моего доклада, посланный в Киев в сентябре 1971 года, не был включен в эти сборники. Меня это теперь не очень беспокоило, так как основные положения этого доклада в июне были уже опубликованы в журнале "Nature".
На следующий день - 30 июня, вновь посетив Секретариат, где происходила регистрация прибывающих участников конгресса, я пытался узнать: остаются ли в силе те официальные приглашения от Международного и Национального комитетов на подготовку доклада, подписанные Президентом Международной Ассоциации геронтологии (МАГ) Натаном Шоком и Президентом Конгресса Д.Ф. Чеботаревым, которые я получил весной 1971 года. Ни В. В. Фролькис, как Председатель Программного Комитета, ни Нестор Верхратский, Генеральный Секретарь Оргкомитета, которых я считал своими друзьями, не могли ничего объяснить. Они явно были удивлены наличием у меня официальных приглашений, одно из которых, от Советского Оргкомитета, по обычаям отечественной бюрократии, было скреплено круглой гербовой печатью. Ни Фролькис, ни Верхратский, ни Чеботарев явно не ждали меня в Киеве. Но они полагали, что такой проблемы не могло и возникнуть, ведь неизвестная мне инструкция о Жоресе Медведеве пришла , по-видимому, из Москвы.
День был очень жаркий. Побродив по городу в пиджаке с галстуком, я почуствовал, что было бы хорошо освежиться в душе. Сначала я подумал о бане. Но, по словам прохожих, поблизости такого заведения не было. На одной из улиц я увидел небольшую гостиницу "Театральная", которая, судя по планировке напоминала "Дом колхозника". В таких гостиницах - общежитиях комнаты расчитаны обычно на несколько человек и в подвальном этаже есть общие душевые. Предположение оправдалось. Спустившись вниз, я обнаружил на одной из дверей табличку:"Душевая для мужчин". В одном конце большой комнаты стояли кушетки для снятой одежды, в другом несколько душей (без каких-либо кабинок. Хорошо помывшись, мыло было среди моих туалетных принадлежностей в портфеле, я вдруг сообразил, что у меня нет полотенца. Рядом заканчивал мытье в душе невысокий, но мускулистый мужчина лет 45, с несколько необычной стрижкой очень темных волос. Общие душевые не располагают к особым церемониям... " Товарищ, нет ли у Вас полотенца?"- спросил я. " I am sorry, I do not speak Russian" - ответил мой сосед.
-" Are you here for Gerontological Congress?" - догадался я.
" Yes, I am from Israel"
" What is your name?"
"David Gershon"
" О, Дэвид Гершон, - обрадовался я, я - Жорес Медведев."
" Жорес, - обрадовался теперь мой сосед, - Вот это встреча!"
Одевшись, мы поднялись в комнаты израильской делегации. Для 12 ученых из Израиля были предоставлены две большие комнаты без телефона и других удобств. Лишь глава делегации и Президент Геронтологического общества Израиля, проф. С. Бергман ( S. Bergman) получил отдельную комнату в другой гостинице. Отношения между СССР и Израилем после "Шестидневной войны" в 1967 году были очень плохими. Советское консульство в Тель Авиве было закрыто. Гершон и его коллеги получали визы на въезд в СССР через Посольство СССР во Франции. В очень плохую киевскую гостиницу они, по-видимому, попали не случайно. Но это, судя по всему, их не беспокоило. На столе быстро появились бутылки красного вина и какие-то другие продукты, явно не местные. Некоторые члены израильской делегации приехали с чемоданами, наполненными консервами. Я рассказал Дэвиду Гершону о своих проблемах и показал приглашения 1971 года. Он ничему не удивлялся. По его словам Президент Международной Ассоциации Геронтологии (IAG) проф. Натан Шок приедет в Киев только завтра - 1 июля - и будет жить в гостинице "Днепр" на Крещатике. Шок из США прилетал сначала в Бухарест для знакомства со знаменитым румынским институтом гериатрии и геронтологии Анны Аслан, который уже давно рекламировал препарат "геровитал" для омоложения старых людей. Это был первый синтетический геропротектор.
" Будете ли Вы на открытии Конгресса послезавтра?" - спросил Дэвид.
" У меня нет пригласительного...",-ответил я.
"Вот Вам мой билет" - Гершон протянул мне карточку с эмблемой Конгресса,- "они не именные, а мы пройдем все вместе."
Программа открытия Геронтологического Конгресса, назначенного на 16 часов 2 июля, судя по "Приглашению", состояла из приветствий правительств СССР и УССР, а также Председателя Киевского горсовета. После этого с докладом об успехах геронтологии выступал проф. Шок. Академик Д. Ф. Чеботарев должен был дать обзор достижений срветской геронтологии. Сессия завершалась общим банкетом и большим эстрадным концертом. Мы договорились, что я буду сидеть в зале вместе с израильской делегацией. Гершон, уже прочитавший в 1971 году английскоe издание нашей с Роем книжки "Кто сумасшедший?" ("Question of Madness"), был готов к любым неожиданностям. Он был не только геронтологом, но, и, в случае угрозы войны, майором израильской армии.
Встреча с Натаном Шоком
С Натаном Шоком (Nathan Shock) я переписывался и обменивался оттисками статей с 1957 года, но лично не встречался. Приезд в Киев стал его первым визитом в СССР. Научные интересы президента МАГ(IAG) лежали в области физиологии человека и он изучал динамику изменений разных функций организма ( объема легких, силы разных мускулов, остроты зрения и слуха, работы сердца, почек и печени, иммунологических реакций, прочности костей и т. д.) с возрастом. Синхронности в этих изменениях не было и именно эта разная скорость старения отдельных органов и тканей, специфичная для каждого индивидуума, составляла научную проблему. Предпринимались попытки объяснить, почему одни люди стареют быстрее, другие медленнее. Шок был хорошим организатором и именно он основал не только первый в США федеральный центр по изучению старения в Балтиморе, но и Американское геронтологическое общество и ежемесячный "Journal of Gerontology". По инициативе Шока Общества по изучению старения в разных странах объединились в Международную Ассоциацию Геронтологии, первый Конгресс которой состоялся в 1950 году. В 1972 году Шоку было 65 лет.
Натан Шок, безусловно, знал о моих проблемах, связанных с публикацией книг зарубежом. Все эти книги он получал прямо от издателей по моей просьбе (Также как Леонард Хейфлик, Бернард Стрелер и некоторые другие коллеги). Тем не менее он направил мне приглашение в 1971 году. В последующем, в отчете о Конгрессе в Киеве в разделе "Politics and Science" Шок писал " Научный Комитет Международной Ассоциации Геронтологии был уверен, что Медведеву будет позволено появиться в программе Девятого Конгресса, так как этот Конгресс планировался в Советском Союзе".
(Nathan W Shock. The International Association of Gerontology. A Chronicle - 1950 to 1986. Springer, N.Y. p.181).
Увидеть Шока, таким образом, можно было лишь вечером 1 июля. Я уже знал, что с американцами, даже высокопоставленными, можно было встречаться без предупреждения и без всяких формальностей. В той же книге - Шок пишет:
" Мы (Шок отправился в путешествие с женой. - Ж.М.) получили ключи от нашей комнаты лишь в 7 часов вечера. Представьте наше удивление, когда оказалось, что ключи не могли открыть дверь. Персонал гостиницы также не смог справиться с этой задачей. Была вызвана команда ремонтников, которая просто выломила дверь. Внутри мы нашли помещение, состоявшее из кухни с холодильником, столовой, приемной и спальни. Все помещение было лишь недавно оборудовано и обновлено, так как еще оставался запах свежей краски...Вообразите наше удивление, когда после позднего ужина, который нам принесли лишь в 9 вечера, открыв в 10 часов вечера дверь в ответ на стук, я увидел Д-ра Медведева, который пришел приветствовать меня в Киеве и сообщить о ряде проблем..." (Там же, стр 182).
Поскольку Шок и его жена выглядели очень усталыми, я не стал вдаваться в подробности и лишь сообщил о том, что Национальный Советский Оргкомитет, вопреки первоначальному собственному приглашению, исключил мой доклад из программы, явно по директиве из Москвы. Шок пообещал, что он поговорит об этом с Президентом Конгресса Чеботаревым и они обязательно найдут для моего доклада место в программе. По его словам, на больших конгрессах всегда кто-то не приезжает и возникают "пробелы". Программа уточняется и меняется каждый день.
2 июля."Пройдите с нами гражданин"
В полдень за несколько часов до открытия Конгресса меня пригласил на ланч в одном из буфетов Октябрьского дворца культуры Леонард Хейфлик, профессор Станфордского Университета в Калифорнии. Я с ним давно переписывался и встречался в 1966 году, когда он приезжал в Москву для участия в Международном Конгрессе по микробиологии. Хейфлик был известен открытием процесса старения тканевых клеток при выращивании их в культуре. Это открытие сделало не только колонии лабораторных животных, но и культуры клеток удобным объектом для изучения возрастных изменений, что быстро расширило число исследователей биологии и молекулярной биологии старения. В 1970 году Хейфлик приглашал меня на год для работы в своей лаборатории, но я тогда не пытался реализовывать это приглашение, полагая, что такую поездку мне не разрешат. В начале 1972 года Леонард Хейфлик послал мне два письма, извещая о своем намерении приехать в Киев. Но я этих писем не получил, они были, очевидно, перехвачены почтовой цензурой. О том, что Хейфлик уже в Киеве я узнал случайно по спискам прибывших делегатов, которые были вывешены в Секретариате Конгресса. Здесь же были уже и "почтовые ячейки" делегатов, через которые ученые из разных стран могли обмениваться письмами и записками. Я рассказал Хейфлику о своих проблемах и о встрече с Гершоном и Шоком. После ланча я проводил Хейфлика до его гостиницы, расположенной неподалеку и он отдал мне копию одного из своих "пропавших" писем. Из гостиницы я пошел на Почтамт, чтобы написать и отправить несколько писем, одно из них Рою. Рите в Обнинск я послал телеграмму - мы договорились, что я буду извещать ее о своих делах телеграммами каждый день.
От Почтамта до Дворца "Украина", где открывался Конгресс, я доехал на троллейбусе и вышел на площадь, по которой делегаты Конгресса уже шли к входу в здание. Неподалеку от меня стояла группа людей в штатском, но без значков конгресса и милиционер. Заметив меня, один из них сказал: "Это он". Все они быстро подошли ко мне, окружив кольцом. Кто-то из них произнес негромко: "Пройдемте с нами гражданин". Я , естественно спросил - "В чем дело?".. "Пройдемте с нами, там все узнаете". Я стал возражать, требуя объяснений. Подошел милиционер: "Пройдите гражданин, не нарушайте общественный порядок". Я стоял, не двигаясь. Тем временем к нам приближалась вышедшая из подземного перехода группа людей со значками конгресса, увидев это, двое в штатском крепко и профессионально взяли меня за локти и повели к стоявшей неподалеку черной "Волге". Я и не пытался сопротивляться: у державших меня людей были могучие мускулы. Трое сели в машину со мной, остальные пошли к другому автомобилю. Уже после того как "Волга" тронулась с места, сосед справа спросил мою фамилию. Я поинтересовался, уверены ли они в том, что взяли того, кто им нужен.
- "Не беспокойтесь, у нас есть фотография, да и описание примет полностью совпадает."
Меня привезли в отделение милиции. Дежурный - лейтенант милиции - нас, очевидно, ждал. Один из моих спутников, не предъявляя никаких документов, спросил дежурного: "Куда его?" Дежурный провел нас в кабинет начальника, который был вакантным. По обе стороны от стола стояли стулья. Меня посадили с одной стороны, напротив сели трое в штатском. Вскоре пришли еще трое и милиционер. Двое из пришедших простого вида мужчин, очевидно из рабочих, сели сзади меня у стены, а милиционер, расписавшись в какой-то бумажке, быстро ушел. Напротив меня теперь сидели четверо, один из которых был явно "главный". Он спросил, при мне ли паспорт? Я ответил утвердительно и вместе с паспортом передал им служебное удостоверение старшего научного сотрудника Всесоюзного Института физиологии и биохимии сельскохозяйственных животных. Оба документа были тщательно изучены.
- Что вы делаете в Киеве?
- Я приехал для участия в работе Девятого Международного Конгресса Геронтологов.
- Да, это нам известно,-сказал "главный" -поэтому вас и задержали. У нас есть инструкция ограждать конгресс от посторонних и нежелательных элементов. Вы направлялись на конгресс, не имея для этого никаких оснований. Это мы рассматриваем как нарушение общественного порядка.
- Вы также оказали сопротивление милиции, - добавил другой.
Один из моих собеседников протоколировал этот допрос.
- Все это совершенно неверно, - ответил я,- никакого сопротивления милиции я не оказывал. Вы были не в форме и не предъявляли мне никаких удостоверений.
-Но у нас есть инструкция допускать на конгресс только делегатов. Вы что, делегат?
Я достал из портфеля и передал "опергруппе" официальное приглашение для участия в конгрессе, написанное на бланке Конгресса и подписанное Президентом Конгресса проф. Д. Ф. Чеботаревым и Председателем Программного Комитета проф. В. В. Фролькисом. Это приглашение было датировано 9 июня 1971 г.Там, в частности, говорилось:
"Глубокоуважаемый Жорес Александрович!
Нам очень приятно сообщить Вам, что Исполком Международной Ассоциации геронтологов на своем заседании в Париже 31 марта - 3 апреля утвердил Вас в качестве приглашенного лектора 9-го Конгресса... Вы утверждены докладчиком для вводной лекции на секционном заседании "Нуклеиновые кислоты при старении...
Направляем Вам форму для реферата .... и.т.д."
Все члены "опергруппы" обстоятельно и поочередно изучали представленный документ.
-Да, это письмо было, очевидно, послано вам, - признал, наконец, "главный", - но ведь вашей лекции нет в программе конгресса. Почему же вы приехали в Киев? ( Для милиционера он знает слишком много, сразу подумал я. Программа конгресса включала больше тысячи сообщений).
Я объяснил, что об отсутствии моей лекции в программе я узнал лишь в Киеве: окончательный вариант программы конгресса раздавали участникам только по прибытии в Киев, при регистрации в секретариате. Но , как член Геронтологического общества и член его правления, я имел право зарегистрироваться. Я извлек из портфеля брошюру предварительной программы с перечислением тем секций и симпозиумов и подчеркнул для "опергруппы" следующий абзац:
"Программный Комитет рекомендует всем авторам, вне зависимости от того, включены ли их доклады в программу или нет, приехать на конгресс, чтобы обсудить с коллегами свои работы".
- Но вы ведь не получали вызова для приезда в Киев, - не успокаивался "главный".
- Вызов мне не нужен, он служит основанием для командировок, я же нахожусь в отпуске и могу приехать в Киев без вызова.-
- Есть ли у вас документы, доказывающие что вы получили отпуск?-
- Таких документов никто не выдает, - вы это знаете. - Есть приказ по институту и при необходимости можете это проверить.-
- Мы это проверим сразу, - с этими словами "главный" вышел из кабинета.
( Интерес "опергруппы" к проблеме отпуска был понятен. В период трудового отпуска граждане СССР имели много привилегий на проживание без прописок в городах строгого режима и в столицах республик и в курортных местах недалеко от морских границ СССР. Отпускникам не нужно было ставить в паспортах регистрации временной прописки. )
Через несколько минут "главный" вернулся с сказал:
-Да, Вы в отпуске с 27 июня. Мы это проверили.
- Неужели в институте в воскресенье вечером есть кто-то из администрации?- удивился я.
-Мы не звонили в ваш институт, я узнал обо всем там, где следует. Вы когда приехали в Киев?-
- 29 июня.-
-Где вы остановились?-
- У знакомых.-
-Сообщите нам их адрес.-
- Это я могу не делать. Если я задержусь дольше трех дней, то сообщу в милицию того района.
Затем меня начали распрашивать на разные вольные темы, где я научился английскому языку, давно ли работаю в области геронтологии, даже о том, сколько у меня научных работ, о жизни в Обнинске и т.д. Было очевидно, что они просто тянули время, ожидая указаний "свыше", куда доложили о новой ситуации. Что-то шло не по сценарию. Наличие у меня официального приглашения оказалось для них неожиданным. Трое из собеседников куда-то вышли. Затем вышел и "главный", очевидно для разговоров по телефону с "центром". Я остался с двумя неизвестными, которые до сих пор молча сидели у меня за спиной.
- А вы за что сюда попали? - спросил я.
- Мы - свидетели того, что вы сопротивлялись милиции, -ответил один из них, - думали, быстро все закончится, а вот уже почти два часа, дома небось волнуются, куда мы делись? -
-Где ж вы видели, что я сопротивлялся?
- Я видел, что Вы спорили, а когда Вас взяли за руку, то Вы пытались ее вырвать.-
- А откуда вы знали, что это милиция? Они были в штатском и не предъявляли удостоверений. Да и "Волга" была не милицейская, без красной полосы.-
"Свидетели" молчали.
Значит готовили арест на десять суток, - подумал я - а то и больше. Сопротивление милиции наказывается штрафом или арестом на 10-15 суток, а при серьезных случаях ограничением свободы на срок до года. Эту статью Уголовного Кодекса я знал, ее нередко применяли для тех, кто собирался возле зданий судов, где шли политические процессы.
Минут через десять "опергруппа" вернулась. "Главный" сел напротив меня и спросил более вежливым тоном, чем раньше:
- Как вы отнесетесь к тому, если мы предложим вам покинуть сегодня Киев и вернуться домой?
Я стал настойчиво возражать, объясняя, что мое внезапное исчезновение вызовет беспокойство у моих иностранных коллег. Президент Международной Ассоциации уже знает, что я в Киеве и я встречался с коллегами из США. Это создаст трудности и для Чеботарева.
- С Чеботаревым мы этот вопрос согласуем, - ответил "Главный" и вышел. Через некоторое время он вернулся и сказал:
- Чеботарев сейчас заканчивает доклад. После этого его вызовут из президиума и поговорят.-
- По телефону?-
- Нет, туда поехал наш человек.-
Минут через 30 "Главный" сказал: - Ну, вот все скоро кончится, Чеботарева пригласили для беседы.-
Через некоторое время все члены "опергруппы" вышли для совещания. Минут через 15 они вернулись и "Главный" сказал почти весело:
- Ну вот теперь все, придется вам уехать. Вы как предпочитаете поездом или самолетом?-
Я стал возражать, сказав, что лучше подождать до понедельника. Высылка такого рода противоречит законодательству.
- Решение о выезде из Киева окончательное, оно согласовано на всех уровнях, изменить его уже нельзя,- ответил "главный", подчеркнув слово "всех".
- Но ведь я могу сегодня уехать, а завтра прилететь обратно в Киев.- упорствовал я.
- Этого делать не советую. Если снова появитесь на Конгрессе, то все повторится. Может быть и с осложнениями.-
- Но ведь инцидент получит огласку. Зачем это нужно?-
-Не беспокойтесь, никаких разговоров не будет, Если кто и начнет говорить, то сразу прекратит.
- Что ж, пожалуй, я предпочел бы поезд. Сейчас уже поздно и дождь.-
Через 15 минут мне сказали, что скоро принесут билет на ночной экспресс. Неожиданно вошел еще один сотрудник в штатском, в руке у него был мой чемодан.
- А вот и ваши вещички, - сказал он, -проверьте, все ли на месте? На всякий случай мы составили полную опись.-
Я понял, что он разочарован. В моем чемодане были лишь одежда, туалетные принадлежности и бумага. Все печатные материалы имели отношение лишь к проблемам старения и продления жизни. "Сценарий", очевидно, предполагал, что я привезу в Киев разный "самиздат" - это дало бы возможность обвинить меня в распространении клеветы по Статье УК 190-1. Мой киевский знакомый, кстати, в своем письме просил меня привезти ему кой-какие работы "самиздата". Возможно, что он уже сотрудничал с КГБ. Поэтому оперативники знали и его адрес. За мной явно следили несколько дней, возможно уже от Обнинска. В день моего отъезда в Киев, мне неожиданно позвонили из Обнинского отдела КГБ и попросили зайти для важной беседы, связанной с приглашением из Лондона. Я ответил, что уезжаю в Киев на Геронтологический Конгресс и смогу поговорить лишь после возвращения. Мой телефонный собеседник ( Я его знал еще со времени работы в Институте медицинской радиологии, он беседовал со мной дважды, приходя в лабораторию) спросил : "Так прямо сразу и уезжаете?" Я ответил, что не сразу, а через несколько часов вечерним поездом. Скрывать эту поездку не было оснований.
Вместе со мной на вокзал поехали трое оперативников. Они проводили меня и к поезду. Это был ночной экспресс "Киев", следующий до Москвы лишь с одной остановкой. Меня проводили к первому вагону. "Главный" поздоровался с проводником так, как будто с ним уже раньше было все согласовано. "Вот и мы", - сказал он и вручил проводнику билет. У КГБ, по-видимому, в каждом поезде был "свой" проводник и вакантные места "на всякий случай" в мягких вагонах. Меня никто не сопровождал, я ехал один в двухместном купе. Когда поезд тронулся, трое сотрудников "спецгруппы" помахали мне на прощание. Я заказал у проводника чай и печенье. После этого принял снотворное и проспал до Москвы. Около часа дня я уже был в Обнинске.
А между тем в Киеве
Не встретив меня на открытии Конгресса 2 июля, Дэвид Гершон первым поднял тревогу, сообщив о своих опасениях Хейфлику, Натану Шоку, прибывшему в Киев лишь 3 июля Бернарду Стрелеру и другим коллегам. Наибольшее беспокойство выражал Хейфлик, мы с ним расстались незадолго до открытия Конгресса, условившись встретиться снова на банкете после докладов. Быстро сформировалась обеспокоенная происходящим группа из пятнадцати геронтологов (из Израиля, Италии, Австралии,Канады, США и Великобритании). В цитированной выше книге Натана Шока, он пишет: " .. Некоторые делегаты видели как Д-р Медведев был схвачен (grabbed), как им показалось, полицейскими в гражданском, и впихнут в черный лимузин перед дворцом "Украина"....
Некоторые делегаты хотели передать Чеботареву ультиматум -либо Медведеву будет предоставлена свобода присутствовать на Конгрессе, либо значительное число членов Конгресса, в основном из США, Великобритании и Израиля покинут конгресс в знак протеста." ( стр. 183). Чеботарев, однако, уверял Шока, что ничего не знает о судьбе Медведева.
Я, находясь уже в Обнинске, был уверен, что мое "исчезновение" будет замечено и создаст много проблем. Мои друзья, знавшие и о психиатрической госпитализации в 1970 г., могли опасаться худшего. Нужно было сообщить о случившемся и о том, что я, во всяком случае, у себя дома. Поздно, около 11 вечера, я решил послать телеграммы - молнии Натану Шоку, Леонарду Хейфлику и Давиду Гершону, названия гостиниц которых были мне известны. Телеграфное отделение в Обнинске работало круглосуточно.Телеграммы были на английском, латинский алфавит мог использоваться в телеграммах и внутри СССР. Гершону я написал, как принято в телеграммах, без знаков препинания и заглавных букв:
"дорогой дэвид сожалею что не могу присутствовать на конгрессе в связи с некоторыми делами возникшими после встречи професс киднапером жорес"
"Kidnapper" на английском -это преступник, захватывающий заложников. Професс -мое сокращение от "профессор", Гершон перевел как "профессиональный". Ему было ясно, что это была работа КГБ. Цензуры телеграмм-молний ночью, очевидно, не было. Во всяком случае на английском. Да и понять о чем идет речь мог только получатель. Телеграмма была доставлена в гостиницу и просунута под дверь комнаты израильской делегации, Будить гостей ночью не стали. Натан Шок получил мою телеграмму рано утром 4 июля. В своей книге он пишет что был "в шоке" и приводит английский текст полностью:
"regret to inform you that I have not been able to use your kind invitation because some earlier arrangements with рrofessor кidnapper zhores".
Натан Шок снова обратился к Чеботареву, но тот опять ответил, что не знает ничего о Медведеве и о его исчезновении. Прибывший в Киев 3 июля Бернард Стрелер был настроен более решительно. Вокруг Стрелера и Хейфлика сразу возникла группа ученых, которая требовала от Чеботарева, как Президента Конгресса и будущего Президента Международной Геронтологической Ассоциации, официального заявления и письменного протокола о том, что Жоресу Медведеву будет предоставлена полная свобода контактов с иностранными коллегами. Прекратить участие в Конгрессе в знак протеста против политического вмешательства в его работу были готовы около 500 иностранных ученых. Они уже ознакомились с текстом моей телеграммы. Стрелер требовал телефонного разговора со мной. Но нужно было узнать номер моего телефона в Обнинске. Оказалось, что этот номер знал проф А. Эленс ( Antoine Elens) бельгийский ученый из Намюра. Он знал русский язык и в 1968 году несколько месяцев работал в Институте цитологии в Ленинграде. Я с ним встречался и несколько раз разговаривал по телефону. Он также хотел увидеть меня в Киеве и сообщал заранее открыткой, что будет жить в гостинице "Украина".
5 июля в шесть часов утра меня в Обнинске разбудил телефонный звонок. В трубке я услышал неповторимый бас Бернарда Стрелера : "Zhores! Bernard Strehler is speaking... How are you?"
Я рассказал ему, вкратце, что случилось. Он ответил, что американцы готовы бойкотировать Конгресс, если меня не вернут в Киев. Я объяснил, что это нецелесообразно и что в случае возвращения в Киев мне обещаны "осложнения". Стрелер в это же утро доложил "активной группе", возглавлявшейся Хейфликом, о том, что Жорес Медведев действительно был арестован 2 июля, по-видимому, КГБ и отправлен в Москву с явного согласия Чеботарева, Президента Конгресса, с которым агенты КГБ были в контакте. Медведев, однако, находится в добром здравии и возвращаться в Киев не намерен. После этого моими друзьями в Киеве было решено, что Хейфлик встретится с Чеботаревым и двумя его помощниками (В.В. Фролькисом и Н. Верхратским) для составления формального документа-протокола, в котором будет зафиксировано право Медведева беспрепятственно встречаться со своими иностранными коллегами. От Чеботарева не требовали подписей, а лишь устного согласия с составленным заявлением. Хейфлик и Стрелер понимали, что выполнение такого обещания зависит далеко не только от самого Чеботарева. Однако в тот же день Хейфлик и Стрелер собрали пресс-конференцию для находившихся в Киеве иностранных корреспондентов и сообщили о событиях, связанных с арестом и высылкой из Киева Медведева и об обещании Чеботарева. Эпизод с моим арестом и с возможностью бойкота Конгресса быстро получил международную огласку.Сообщения агенств новостей Associated Press и Reuter, переданные из Киева 5 июля были напечатаны 6 июля в сотнях газет в разных странах. В последующем мне прислали вырезку из шотландской газеты «Scotsman», выходящей в Глазго " Scientist is sent back to Moscow by secret police". В ней приводился и текст моей телеграммы. Все эти события вскоре комментировались и в редакционных статьях еженедельных журналов "Science" и "Nature".
Встречи в Москве
После окончания Геронтологического Конгресса многим делегатам были устроены разные экскурсии. Но во всех этих программах в туры включалась и Москва, откуда зарубежные геронтологи улетали в свои страны. В Москве я смог, уже без всяких препон (и даже без видимой слежки), встретить Леонарда Хейфлика, Бернарда Стрелера, А. Эленса и других ученых. Позже, после визита в Абхазию, для знакомства с уникальным горным районом долголетия, приехал в Москву с супругой Натан Шок ( Ему и другим геронтологам представили в Сухуми нескольких абхазских горцев в возрасте 140 лет и старше. Посещение их горных деревень становилось теперь особым маршрутом "Интуриста"). Интересной для меня была встреча с Д. А. Холлом (D. A. Hall) Председателем Британского Общества по изучению старения. Он рассказал, что как член Исполкома Международной Ассоциации Геронтологии, он обратил внимание на то, что вводная лекция Медведева на секции по нуклеиновым кислотам была в окончательной программе, представленной из Киева в мае 1972 г. замещена лекцией Ричарда Катлера ( Richard Cutler), американского биохимика. Имя Катлера было поставлено без названия темы. Холл хорошо знал, что Ричард Катлер изучает ферменты, а не нуклеиновые кислоты. Он поэтому написал письмо Чеботареву с возражениями, подозревая политические причины "замены". Чеботарев ответил ,что «Медведев не сможет прочитать лекцию, так как изменил несколько лет назад направление своих исследований.».. Эта выдумка показывала, что на советских организаторов Конгресса уже с весны оказывалось давление с тем, чтобы предотвратить мое участие в его работе. Я старался понять - кто был инициатором этой акции, явно нелепой и трудно выполнимой по отношению к научному сотруднику, нормально работающему в исследовательском институте. Обычно в таких акциях подозревают КГБ. Но КГБ - это все же был "исполнительный" полувоенный орган. Он выполнял директивы Политбюро или решения Совета Министров, но по собственной инициативе не стал бы создавать для ареста Медведева большую оперативную группу только для того, чтобы заблокировать строго научный доклад. Арест на 10 или 15 суток, как это явно планировалось (судья, подобно "свидетелям", ждал, очевидно, в этом же здании), мог бы вызвать реальную остановку работы всего Конгресса. Нелепым с оперативной точки зрения был и сам арест перед входом во дворец "Украина", на виду у иностранцев. Я мог бы действительно сопротивляться и даже позвать людей "на помощь". Пришлось бы применять насилие. Вывода, или даже гипотезы, у меня нет и до сих пор. Очевидно лишь то, что это были те же люди, которые давали "команду" в 1970 году в отношении "психиатрической" акции. Наиболее вероятно, что инициатива исходила из Идеологического отдела ЦК КПСС. Секретарь по идеологии, второй по рангу член Политбюро М. А. Суслов имел право давать "команды", если и не всему КГБ, то, по крайней мере, его "Пятому Управлению", выполнявшему функции "политической безопасности". Неудача этой операции и неоправданный риск срыва работы конгресса и возникновения международного скандала могли теперь вызвать лишь озлобление и какие-то новые акции. Я понимал, что в покое меня не оставят даже в Боровске.
В начале сентября меня пригласил в свой кабинет Н. А. Шманенков, директор ВНИИФиБ . Уже почти по - дружески и с явным облегчением он спросил:
«- Жорес Александрович.. Вы весной показывали мне письмо из Англии с приглашением на год для работы по проблемам старения.
В каком положении сейчас это дело... Вы написали отказ ?
- Нет, Николай Александрович - сказал я, меня приглашают с января следующего года, еще есть время ответить.
- Вот и хорошо! - обрадовался Шманенков, - в "инстанциях" решили разрешить Вам эту поездку. Мне дано указание предоставить Вам на год "академический отпуск.»
Жорес Медведев
Zhores Medvedev
Tel: (44)20-8346-4158
E-mail: zhmedvedev@yahoo.co.uk