<16-ая книжка, 1937 г.>

4 км за Чудовым,

6-й дом по правой стороне,

Анисим Марков.

Встреча с крестьянином в лесу. У него дочь — агроном, сын — старший слесарь etc. Но он — «против колхозов». — Это и есть колхоз! — сказали ему.

Прыжок с парашютом.

Охмуривание  жен  посредством  (будучи пьяным)  притворства больным — малярией, тифом и т.д.

В  пивной  спорят каменщики-кладчики:  кто больше складет. Кабак на развилке Москов<ского> и Варшав<ского> шоссе.

Шушары,

Ям-Ижоры,

Москов<ская> Славянка,

Поповка,

Саблино,

Ушаки,

Тосно.

Ночлег 24/ll

А где же София — три почтов<ых> двор<а>?

Тосно:

хулиганство,

рассеянность...

Из-под железных полозьев искры летят. Вера — сирота горбатая, брошенная всеми. Бег лыжников по оврагу в Ижоре.

191

 

Тосно — Любань — Чудово

Хромой возчик, у которого лошадь, как олень, разгребает ногами снег, она ищет прошлогоднюю траву: у него ни травинки для нее.

29 к. трудодень — потом оказалось, что это ошибка, ничего не причитается (слова счетовода) — по балансу. Что такое?

Марков Анисим из деревни под Чудовым: дай пустую (1/4) бутылку, я продам ее и хлеба куплю. Дал. Он позвал в гости, хотя сам голодный и только что откуда-то выпущен.

6 братьев — дружных, работящих богачей... Но вот были 4 брата. Те 6 братьев для себя лишь работали, и они были счастливы внутри своей семьи («На всех не напасешься»). И вот 4 брата, которые захотели «напастись на всех». А у 6 братьев — младший не мог, не хотел курить без разрешения старшего брата-«отца»: вот это интересно.

«Главспирт» в каждой, кажется, деревне, ктр. я проехал до Чудова. В одной деревне «Главспирт» открыт рядом с разрушенной церковью — нехорошо.

Дома строятся, колхозы расширяются, много ремонта, везде — новые доски.

Шос<сейные> дороги расчищаются наравне почти с ж.д.: через определ<енную> небольшую дистанцию — ремонтер и дорожный мастер.

В овраге по-домашнему не выходит. Мещанство все еще бушует — повсюду здесь.

Моя скромность развратила ямщика — он пишет «заметки» путешественника.

Совхозы, свинарки, силосн<ые> башни, аптеки, школы, детишки в метель, во вьюгу идут с сумками книг.

Народ весь мой бедный и родной. Почему, чем беднее, тем добрее. Ведь это же надо кончать — приводить наоборот. Как радость от доброго, если он бедный?


Вспоминай

 


193


 

Завтра поворот — на Спасскую Полисть, на Новгород.

Какой здесь простой, доверчивый, нетребовательный, терпеливый народ — и дети тоже, как ангелы.

Гусев (в Чудове) — весовщик: «Нужно лишь копировать и копировать, больше ничего не нужно...» Семья его рассеяна, но зато всюду по свету «Фербенксы» — вагон<ные> и товарные — «Libr'ы» etc., утешающие его. Ездит, живет где попало, не жалуется — лишь бы не выгнали с ночлега.

«Черноногая девчонка» — дочь дворника Дома кр<естьянина> в Чудове: она и лошадей покажет куда ставить, она и сбрую спрячет, и рассудит, и посоветует, ходит с фонарем «Летуч<ая> мышь». Ей лет 11.

Дом кр<естьянина> в Чудове!

26/11

Чудово — дер<евня> Любино Поле (за Спасской Полистью)

Чайная в Д<оме> кр<естьянина> в Чудове: девочка лет 8 боль­ная раком; ее отец.

Колхоз в дерев<не> Остров — на трудодни пока ничего не дали. Колх<озни>ков работоспособных 16—18 ч<еловек>, земли 1 000 га. Люди остальные разошлись. Оставшиеся живут работой на Лесопункте (Леспромхоз). Задержив<ают> зарплату с декабря 1936 г., некоторые не получали зарплаты еще за май 1936 г.

Работа вдобавок солнцу: урожай сам-3, сам-4 (ячмень, пшеница); здесь считается этот урожай средним. И при среднем ничего не пришлось на т/д. Говорят, что все отдано МТС, государству и по др<угим> непременнным расходам. Один колх<озник> предлагал вместо МТС (по их району) ст<анцию> лошад<ной> пахоты: сена достаточно, работа лошадям есть и зимой — лесоразраб<отки>, трансп<орт>, навоз вывозить, кое-где торф. В пр<ошлом> году не вывезено по одному небольш<ому> колх<озу> несколько тыс. пу-д<ов> навоза: лошади были, не было людей; люди ушли на заработ<ки>, п<отому> ч<то> не хват<ает> пока средств, а средств нет потому, что МТС (по мнению этого крест<ьянина>) дорога: керо-

195


син, дескать, дальний, земля неподходяща и т.д. Я не могу еще разобраться в этом.

Глухонемая женщина в Острове: понимает все в жизни, верная сторонница сов<етской> вл<асти> и колхозов — редкое существо человека по чистоте характера и разуму.

Ее брат — больной душой, уязвленный псих, болезнью особого рода.

Спасская Полисть.

Любино Поле. Дети в 5—10 лет плетут лапти из лыка. Ко-опер<атив> платит 1 р. за пару. В школу ходят не все, за отсутств<ием> одежи-обужи.

На стене в избе картина: «Девушка [Эпохи] высшего общества эпохи Возрождения» — Менцлера.

Народ — святой и чистый — почти сплошь. Дерев<янные> избы с жильем на «втором этаже».

Во всех почти избах постояльцы, пришедшие на заработки из других колхозов, и еще какие-то люди, живущие иногда по 1—2 го­да. Это, чаще, женщины, живущие у родственников. Можно лишь догадаться, кто это такие.

Дети усердно плетут лапти, потом тщательно делают уроки. Девочка в Любино Поле.

Лошади задохлись вдребезги. Снег — в 1 метр. Стали на ночлег.

Трехугольник, счищающий снег.

Липовые леса д<ля> лаптей.

Раньше спичечные коробки делали — по 8 тыс. в день.

Брак — это не кровать, а сидят рядом муж и жена, плетут лапти на продажу день и ночь и рассказывают друг другу сказки, воспоминания, истории.

Отчего так мало здесь садов и малинников. У одного есть малинник — 10 т.н. год, доход.

 


В шубе — не косец,

В штанах — не ебец,

В рукавицах — не работник.

Туманная вьюга прошла, открылось синее светлое небо — как окно или дверь в святой просторный мир.

Подберезье — Новгород.

Я заболел.

Оч<ень> важно

Образ человека-крестьянина, который недоволен из боязни потерять все более легчающую, все более достаточную жизнь,— это псих<ическое> торможение, особого рода самозащита на предмет опасности.

День выдачи зарплаты в Заготпункте — в Любино Поле: 200— 300—500 р., есть и пьянство, но это (зарплата) большое довольство.

Стоят деревянные деревни в деревянных лесах.

Старые люди — лучшие сторонники и деятели колхозов: всп<оминай> Любино Поле, веселую, гуторливую старуху, как она в старое время по 10 тыс. шт<ук> спичечных коробок в день клеила и думала умереть на коробках.

Сп<асская> Полисть — маленькое село.

Девочка-ученица Нина в доме ночлега: лапти плетет, уроки учит, краюшку хлеба в школу берет, на меня все смотрела непонимающими опечаленными и любопытными глазами.

Костлявая земля.

Беременная цыганка в Новгороде, гадавшая мне: «Против тебя казенный король, но он тебя скоро узнает хорошо, человек ты знаменитый, и в этом году получишь свое дело, тебя любят Маруся и Нюра. а вредят тебе друзья на букву В и Г. Но ты никого не боишь-

 

197

ся, ты человек рисковый и твое слово любят,— и ты любишь рюмочку».

Она не беременная, чего-то пришила к пузу. Но не она по мне гадала, а я по ней.

Собор Софии — Премудрости Божьей в Новгороде.

В гробу, в храме лежат останки шведской принцессы «Ингель-ды» (?), «Ингриды», жены Ярослава (?), умершей в 1050 г.! Боже мой!

Когда-то в Софии хранились драгоценности тогдашнего русского народа. Татары не могли достигнуть богатства из-за лесов, болот, дальности Новгорода.

Базар. Крестьяне-колхозники в чайной Дома крестьянина.

Поборник гигиены и культурности в новг<ородском> Доме кр<естьянина>: показывает, как надо открывать крышку унитаза и закрывать ее («народ ведь такой некультурный!») и т.д. Всеобщий гнусный образ.

Явился человек в валенках из кислой шерсти и спросил меня:

— Ты не тот ли святой? Я ему.

—Нет.

Он:

— А похож... Дай мне рублик на хлеб...

Сов<етская> власть за солнце и дожди не отвечает, она действует снизу.

Новгород — Бронница — Зайцеве.

Ночевка. Липовая Гора — хозяйка слепая

старуха побирушка,

собирает в Крестцах.

б<ывший> ссыльный портной.

До того:

Бронница — фарф<оровый> стар<ый> завод. Красные Станки — леспромхоз оч<ень> крупн<ый>.

198

198


д<еревня> Всячина.

Великие леса,

освещенные солнцем,

великая страна наша добрая.

Пришли слепые: 39 л<ет> женщина и мужчина лет 40—45, с усами Вильгельма, хрипл<ый> голос, матершинник, нетерпеливый, выгнал из-за стола чел<овека>, слепец-диктатор. Страшно.

Он живет со слепой, а у нее от прежнего мужа, зарезанного в драке, очароват<ельная> дев<очка> 8 л<ет> Катя — с большими глазами, в котор<ых> однако есть нечто от болезни: она тоже ослепнет позже.

Дедушка

(дочь слепая, внучка Катя)

Где деда:

слепой деспот.

И ее миловидное обличье имело жеманность, хотя она и не помнила белого света (ослепла 14 л<ет> от рожд<ения>).

В этой семье слепой ведет и слепых — милых и зрячих детей и стариков.

Старик — человечество.

Ее зовут (слепую) Евг<ения> Егоровна.

Утро. Рассвет. Старик чистит картошки сидит. По тракту изредка идут автомоб<или>.

Нужно устроить дело призрения в колхозах. Нужно в уро-ж<айные> годы создавать резервы помощи больн<ым>, старым и несчастным. Это великая задача.

Звезды над темным лесом и белой, снежной землей.

Катя, вставая:

— Ну, долежались до белого дня! (Было 51/2 ч<асов> утра, еле брезжило.)

199


 

Слепой спит, обняв кошку, всю ночь. Утром ласкает цыпленка, живущего под загнеткой; он пищит от одиночества без слепого.

Липовая гора  -   Крестцы — Киселевка.  

Прощание со слепыми. Сахар в подарок. Дорога. Конец хвойных лесов, смешанные. Валообразная, холмистая земля. Озера, реки учащаются. Иногда работают установки.

Крестцы. Постоялый двор. Колхозник — погорелец. Жена и трое детей оставлены дома. Он на заработках. Обед его со мной.

Прощание с ним.

За Крестцами. Быв<шая> тюрьма в Крестцах, занятая с.х. машинами, курсами.

Увалы.

Ночлег в Киселевке. Богатый колхоз «Объездное»: три соединенные маленькие деревни. Богатый трудодень, до 1 кг зерна натурой. Объяснение: дружность, усердие в работе, у всех по 1 личной корове, у всех единоличн<ые> огороды (это как резервы), обновлен весь инвентарь колхоза, выкопана вся картошка, собрано все сено и т.д. Своя фабрика (токарная по дереву, 6 станков, идет водой, делает «пеналы» — цилиндрики из дерева, вероятно, для нужд санитарии, обороны и т.д.). Эта фабрика, как побочный промысел, создает чрезвычайно устойчивый бюджет колхозу. Ф<аб-ри>ку они думают расширять. В соседних колхозах есть невыкопанная   картошка,   не  обработаны  личные  огороды,  должны   много банку и т.д. Этот же колхоз два года уже живет с активным сальдо на балансе.

В Крестцах на постоялом дворе. Молодая женщ<ина>, 3 детей, муж осужден на 4 года за убийство. Она приехала в очередь за мануфактурой.

Хозяйка-старуха ночлега. Раскосая. Видит сразу две стороны, кто сколько берет сахару, кто сколько ест. Изо рта смрад скаредности, два зуба.

В районе Крестцов «строчки гонят» — вышивают по полотну.

Старик-колхозник говорит, что нравственность в деревне ослабела, от этого одно из наибольших зол и тормозов для развития колхозов.

200


Мн<огие> колхозники (Киселевка и др.) кормятся весь год хлебом с усадебной земли, отсюда же и овощ и пр., а трудодни  идут, по существу, на зажиточность, на обзаведение дома и т.д.

Крестцы, Валдай, прочие — пустые городки, еще нет настоящ<его> занятия людям, нет промышл<енности>.

Почему колхозы не занимаются рыбн<ым> хоз<яйством>, рыболовством — в этой стране озер,— почему этим занимается только трест, «треск» — к<а>к говорят крестьяне.

Земля отощала: много лет не хватало навоза. Теперь надо наверстывать.

Валдай:

«Межрайонная база по прокату театр<ального> имущества».

в Валдае

В хороший ресторан приходят нищие, топчутся, волнуются, им говорят: «Садитесь на место, вас обслуживают». Они пришли обедать из-за хлеба, только.

Женщины тяжелого поведения.

Киселевка — Яжелбицы — Валдай — Едрово.

Яжелбицы — большое село в нижн<ей> долине. Затем Валдай — городок.  Почта. На почте чел<овек>-чинов-н<ик>, выжимающий из себя всю энергию до последней домашней

картошки.

После Валдая — долгие леса без деревень (в противоположность <тому,> что было до Валдая).

И Едрово — большое село. Ст<анция> ж.д. Кабачок. Ночлег у мелк<ого> чин<овника> прошлого века, высланного, по-моему, из Л<енин>града.

Мальчик трогает снег и говорит: когда ж ты растаешь, чтоб хлебу было тепло вырастать!

Едрово — Хотилово.

201

Облака на чистом, голубом небе, как перья, остатки крыльев исчезнувших, улетевших птиц.

От Едр<ово> до Хотилово много заколоченных изб.

Новостройки сосут из колхозов рабсилу.

Точные (сверхточные) часы суть единым, одновременным радиоимпульсом толкаемые из точек точности (напр., обсерватории времени или мер и веса).

Вот схема:

<схема >

Лен, по мнению некот<орых> колхозн<иков> Хотилово, мешает их изобилию. Если б меньше льна, а больше хлеба, то трудодень бы вырос и само время сева, уборки распределилось бы выгодней: а то, когда нужно хлебом заниматься, нужно льном.

В соседнем колхозе льна мало, так там трудодень обошелся в 4 кг, а тут 1 кг. Так они объясняют. Земля в обоих колхозах одинакова, размер колхозов тоже приблизительно одинаков.

Наш хозяин (на ночлеге) 4 года беспрерывно на одной и той же лошади возит навоз со скотного двора без выходных. Лошадь, отпряженная, идет сама в общую конюшню — за 1 км по селу. Она прикрепленная к одному человеку, к нему.

«Для животного ничего нельзя жалеть!»

Он умом своим был недовольный. (Полоумный)

Серп применять на уборке нипочем, принципиально не разрешается. Но есть такие поля, где «серебряная» рожь (200—300 п/га) наполовину осыпается, когда ее косят косами. Именно серп, увеличив несколько рабсилу, сбережет десятки пуд<ов> зерна на гектарах. Ведь в Хотилове, благодаря запрещению серпов, рожь сыпалась градом на землю.

«Советская власть знает, как телят поить»,— говорит мол<одая> колхозница старой.

203

 

Сейчас предприятие заключает договор с колхозом и платит зарплату колхозу из расчета: 20—50% колхозу, остальные работавшему колхознику. Но предприятие задерживает выплату колхозу, а кол­хоз, получив деньги, задерживает колхознику — две задерживающие инстанции. Это не нужно. Нужно, чтобы предприятие выплачивало деньги непосредств<енно> колхозн<ику> (его долю) и колхозу (его долю).

Трудодни отменить. Это дополнительная розница, разрыв между город<ом> и деревней, промышлен<ностью> и колхозом. Нужна зарплата ежемесячная (натурой лишь при желании колхозников, деньгам<и>, как правило). Все равно ведь существуют авансы и пр. выдачи — скрытые формы зарплаты. И колхозн<икам> трудно жить в быту, получая зарплату как бы раз в году. Это же обстоятельство рассасывает рабсилу в колхозах — на промышленность и пр.

А в некотор<ых> колхозах есть подсобн<ые> пром<ышленные> предприятия, создающие хорошие условия для регулирования (равномерного) годового равномерного расхода.

Нет еще заботы в колхозах о быте колхозников, о его доме. Шура — ученица педагог<ического> техникума в Бологом.

Пьянство денатуратом и пр.

Нужно в десять раз усилить культуру сердца и ума.

Добро в человеке живет еще по инерции. Но надо уже добавлять его теперь же, а то иссякнет. В молодежи оно (добро) от молодости, а не от благоприобретенных запасов.

Уменьшить поскорее давление нужды о хлебе насущном. Это съедает человека, хотя и делает его каким-то фатально-спокойно-кротким.

6/III

Хотилово — В<ышний> Волочек — Дворики

(50 км не доезжая до Торжка)

В колхозы (все виденные мною) дают сейчас все, что они не потребуют: семена, ссуду (деньги), машины, зап<асные> части, плем<енной> скот, удобр<ения>, прод<овольственную> ссуду (если — она потребовалась) и т.д.

 


 


 Сын и отец в Хотилове: отец — кроткий, а сын рвет и мечет. Что отец ни начнет говорить, сын подымает то на смех: «Замолчи, отец, ты ничего не понимаешь: какая там жел<езная> дорога, там шоссейная будет» — и т.д.

А мать боится и покоит, балует сына.

В путешествии мы всегда «варили топор» — по-солдатски, почти с неизменным успехом.

Почему за Новгородом к В<ышнему> Волочку есть заколоченные избы?

В колх<озах> есть «дорогие» работы и есть «дешевые». Это указывает на неправильные нормы выработки и приносит большой вред, т.к. и «дешевые» работы необходимы и обуславливают весь успех колхоза.

Девушки ходят по деревне и песни поют, они останавливаются около избы и поют:

— Полюшка Ванюшку любит,— или наоборот:

— Не любит, не любит.

Так розыгрыш и сплетня, личное делается общим.

Хозяйка ночлега — дочь алкоголических родителей и прародителей.

Дворики — Выдропужск — Торжок — Думново

Нктр. и единоличн<ики> и колхозн<ики> вдруг садятся на печку и ничего не делают по нескольку дней, и бабы их оттуда сгоняют чаплями, но до времени — безуспешно.

Сверчки по зимам перебираются в избы и поют, как летом,— во вьюги.

«Лошади ваши просторные».

По мнению хороших колхозн<иков> — люди разленились: пусть, деск<ать>, все валится и сыплется... «Мужики на одном табаке разоряют колхоз».

206

Как пердел старик в Думнове — вся изба проснулась, бабка перекрестилась.

В колхозе никому не пыльно живется. Думново — Медное — Тверь

Измер<ение> труда:

— А он тяжести что ль подымает? (сказ<ала> старуха, узнав, что чел<овек> получает 20 р. в день).

Старикам в колхозах нравится еще и потому, что им физически гораздо легче, чем если бы они были единоличниками.

Торжок, торгов<ые> ряды, старое торжище...

Назв<ания> статей в стенгазете: «Некрасивый поступок», «Нечестно», «Не вполне нормально»...

Дом крест<ьянина> в Калинине — «регистратура», вечером и ночью ночлежка, любовь бродяг и нищих, милиционер вяло выпроваживает народ, но и милиционер тронут обилием бесприютного народа.

Бледный парень, устраивающий товарища на ночлег и не могущий устроить товарища у родителей, расстроенный и разбитый.

Тверь — Городня

Ночлег. Заключенные. Уход с ночлега из-за шибздика хозяина — уход от погорельцев. Новый ночлег.

Николай и Василий — два брата, святые, добрые и беспомощные. Их сестра. Грузин — заключенный. Начальник финчасти и отношение к нему, как к ученому.

Печь была холодная, и мои чулки хозяйка спрятала сушиться себе под подушку.

Заика в Городне.

О сердце, сокровище моего горя!

207


 


  


Городня — Клин Ночлег у мещанина. Вокзал. Паровозы.

Клин — Черная Грязь

Плотники. Председатель сельсовета.

Хозяин-сапожник. Память о Пушкине.

Пред<седатель> просит у района денег на памятник в Ч<ерной> Грязи.

Черная грязь — Москва

Все. Прощай, дорога!

Всякий человек доступен и «победим».

Бабы в одной деревне — нерожающие сплошь, после того, как надорвались на полевых работах без мужиков в 1914—17 гг.

Моя жизнь напрасно прошла: муж, свекровь.

Есть отвыкли еще в 1921 году, да так и не привыкли: мало едят.

 

208